«Семи лет меня впервые исповедовали и причастили, и вслед за этим начались ночные страхи. Происходило это так: перед сном, после молитвы, когда тушили лампу в детской, я забивалась под одеяло с головой, сжималась в комок и, зажмурив глаза, шепотом произносила трижды: «Бог маленький, бог горбатый, бог дурак». Эту богохульную формулу я изобрела сама. Всякий раз, произнося ее, я замирала от ужаса в ожидании божьего гнева. Казалось, сейчас грянет гром, небо полыхнет огнем, все кары небесные обрушатся на меня. Но вокруг было тихо и мирно. Сонно дышали брат с сестрой, похрапывала бабушка, тикали часы. Расслышал ли он меня?
— Бог маленький, бог горбатый, бог дурак,— шипела я снова из-под подушки в исступленной решимости замахнуться на святыню и затем принять удар и гнев божий. Но удара не было. Бог безмолвствовал, и в тишине этой было нечто более страшное, чем громы и молнии, которых я ждала. А вдруг его вовсе и нет?
Выскочив из постели в одной рубашке, я бежала в спальню к родителям. Меня брал к себе в постель отец и успокаивал. Я засыпала у него на груди.
Эти нелады с богом длились у меня довольно долго. Дошло до того, что по вечерам я боялась укладываться в постель и просила отца посидеть рядом.
— Не уходи,— говорила я,— а то опять будет дума думаться. Я боюсь.
Вскоре после этого я сочинила длинные стихи про розу «царицу цветов», которая «увяла, не зная любви». Бедные мои родители растерялись и прослезились, но, не давая им передышки, я снова озадачила их, объявив как-то, что буква «а» похожа на клюквенный кисель, а буква «о» — на сырое мясо, а буква «е» — совсем как шоколад.
Решено было свести меня к профессору Преображенскому, известному московскому психиатру. Профессор был человек неглупый. Он стукнул меня по коленке молоточком, ущипнул за щеку и предложил водить на каток три раза в неделю.
— По утрам гимнастика и холодные обтирания,— Сказал он,— а если дума будет думаться, то и шлепнуть не вредно разок-другой.
Так кончилось мое богоборчество».
Догадайтесь кто. Правильно!
Вчера на вечере в Доме Цветаевой НГОНБ читаю стихи Натальи Крандиевской-Толстой, а Маша Дубиковская фотографирует.
